hyena, nicky reaves
В первый день у них не было век.
Никто их не срезал, не срывал и не откусывал - они будто были рождены без них. Что-то очень хотело заставить их смотреть. Любые попытки закрыть глаза руками делали руки эфемерными, полупрозрачными. Но они так ничего и не увидели.
Во второй день их пробудили трубы.
Радость от восстановленных глаз быстро сменилась всепоглощающим желанием оказаться подальше от нескончаемой какофонии. Она становилась всё громче и громче, выше и выше, пока не начала звучать внутри их разума.
На третий день стало тихо.
Лишь под кожей жил кто-то еще. Кто-то, чьей единственной целью было направить волхва в нужном направлении. Вены набухали и вытягивались пульсирующими струнами, почти разрывая кожу, мышцы непроизвольно сжимались и мешали двигаться.
Но ни в один из этих дней они туда не пошли.
Мудрости им придавала не излишняя осторожность или страх смерти, а совершенно новая, ни с чем несравнимая идея того, что за рубежом существования их будет ждать участь ещё хуже.
На четвёртый день все чувства исчезли. Даже спазмы теперь казались совершенно нормальным и почти приятным явлением, символом возвращения к прежнему состоянию. Но в обретённой тишине начали скрести ноты любопытства. Там было что-то действительно стоящее.
Местом назначения оказалась пристройка к старому кафе. Ей уже лет 20 никто не пользовался, и даже молодёжь, проникающая всюду, туда не совалась. Ни мистики, ни опасности - лишь скука. У входа в пристройку уже красовался первый волхв - девушка видом чуть старше Николь. Она висела в метре над землей, прибитая к голой стене копьем. Копье напоминало кость с протянутыми вдоль красными жилами и на первый взгляд опасности не представляло. Девушка признаков жизни не подавала, но, возможно, просто берегла силы.
Дверь внутрь была открыта, ручка выломана. В помещении, гораздо глубже, слышался гогот и почти детские голоса. Слов было не разобрать, но судя по интонации можно было понять, что они чем-то восхищены.
